взгрустнётся ль,порой, под ударом судьбы - я вспомню, что жизнь нам дана для борьбы...(с)
Ветер вихрем кружил опавшие листья по дорожкам кладбища. Казалось, что ветер репетирует, отрабатывая зимние сценарии зимних ненастий. Но было по-летнему тепло, и только иногда с тяжёлого неба срывались большие холодные капли. Небо плакало, расставаясь с летом и разноцветьем природы. Листья кружились, кучковались, образовывая своеобразные сугробы там, где смогли зацепиться. Поэтому холмики, надгробия, кресты и плиты маскировались под грудами безжизненной листвы.
На таком вот холмике недалеко от забора кладбища приютилась сторожка сторожа. Тут же лежала большая дворняга, положив свою грузную морду на лапы. Она рассматривала немногочисленных посетителей, неторопливо бредущих по своим скорбным делам. Её глаза выражали безразличие к этому миру и ни в коем случае не показывали агрессивных намерений. Её глаза были не по-животному мудрыми, в них было смирение с судьбой, достоинство. В этой псине было столько скорби и почтения, что она вызывала непроизвольное уважение у посетителей. Это божие создание часто составляло им компанию, разгоняя печальные мысли своими молчаливыми высказываниями.
Это существо скрашивало жизнь и сторожу, с которым оно скоротало не одну зиму в сторожке. Немолодой мужчина, чисто, но очень скромно одетый, не мог представить себе своё существование без этой собаки. Она как будто составляла с ним одно целое, один мир. Он жил и заботился о ней, а она была наипреданнейшим другом. Они
расставались друг с другом только во время гона, когда природа заставляла не очень уклюжего кобеля рыскать по городу, отыскивая себе сучку, но и это длилось недолго, дней пять, и снова лохматый сфинкс занимал своё место.
На таком вот холмике недалеко от забора кладбища приютилась сторожка сторожа. Тут же лежала большая дворняга, положив свою грузную морду на лапы. Она рассматривала немногочисленных посетителей, неторопливо бредущих по своим скорбным делам. Её глаза выражали безразличие к этому миру и ни в коем случае не показывали агрессивных намерений. Её глаза были не по-животному мудрыми, в них было смирение с судьбой, достоинство. В этой псине было столько скорби и почтения, что она вызывала непроизвольное уважение у посетителей. Это божие создание часто составляло им компанию, разгоняя печальные мысли своими молчаливыми высказываниями.
Это существо скрашивало жизнь и сторожу, с которым оно скоротало не одну зиму в сторожке. Немолодой мужчина, чисто, но очень скромно одетый, не мог представить себе своё существование без этой собаки. Она как будто составляла с ним одно целое, один мир. Он жил и заботился о ней, а она была наипреданнейшим другом. Они
расставались друг с другом только во время гона, когда природа заставляла не очень уклюжего кобеля рыскать по городу, отыскивая себе сучку, но и это длилось недолго, дней пять, и снова лохматый сфинкс занимал своё место.